Карта сайта                           
Институт открытой экономики
Об институте
Исследования
Публикации
Доклады
Дискуссия




Расширенный поиск
     Главная   Дискуссия   Мнения 


Мнения

На первый план выходит проблема определения приоритетов

Шарипова Елена
opec.ru 11.06.2004

Елена, говорят, что для России существует единственный макроэкономический показатель – мировые цены на нефть. Каково Ваше мнение относительно этого утверждения?

Практически полностью с этим согласна. У нас цены на нефть на протяжении не только новой российской истории, но и со времен Советского Союза (когда благополучие бюджета и связанных с этим проблем определялось исключительно ценами на мировом рынке на нашу нефть) являются важным макроэкономическим показателем. Такая ситуация продолжает оставаться стабильной на протяжении уже 30 лет, и пока не видно, чтобы правительство делало шаги в ту или иную сторону для ее изменения.

Говоря о том, что у нас нефть является определяющим фактором, мы до некоторой степени упрощаем действительность. На самом деле она гораздо сложнее: существует, например, фондовый рынок – и на нем, как известно, котируются акции не только нефтяных компаний.

Если мне не изменяет память, рост фондового рынка в 2003 году составил около $60 млрд., или 13% от ВВП. А только доходы федерального бюджета от нефтяных компаний составили $25 млрд. - это приблизительно 30% федерального бюджета. Кроме того, следует учесть, что фондовый рынок растет при благоприятном инвестиционном климате, а на текущий момент увеличение капитализации рынка не превышает $8 млрд., а доходы от нефтяников растут. Пока фондовый рынок очень уступает нашему нефтяному богатству. Это несопоставимо - неразвитый фондовый рынок (у нас вся капитализация рынка около 45% ВВП, а в развитых странах превышает ВВП в несколько раз) не может противопоставляться притоку капитала со стороны нефтяных компаний.

В таком случае, как Вы оцениваете тенденции, связанные, прежде всего, с нефтяной и газовой промышленностью? Существует ли (особенно на фоне высоких цен на нефть) интерес вкладывать инвестиции в эти сектора российской экономики? При этом идет ли речь о каких-то долгосрочных инвестициях по разведке запасов, или же об инвестициях, направленных на увеличение добычи из уже работающих месторождений? В одной из британских газет была опубликована информация о том, что нефтяные запасы России недооценены, что на самом деле они гораздо больше. Вывод напрашивается сам собой - что на фоне растущих цен на нефть следует обратить особое внимание на этот факт и вкладывать инвестиции прежде всего в разведку и разработку новых месторождений.

Наверняка это близко к правде: наши запасы оцениваются весьма приблизительно, так как полностью мы их не знаем. Тут главное вот что: сама наша история показывает, что формы собственности меняются, а нефтяной рынок продолжает определять нашу экономическую политику. Даже если формы собственности поменяются, то инвестиционная привлекательность нефтяной промышленности не уменьшится. Говорят, что у нас нефти больше, чем мы думаем. По-моему, по запасам нефти мы находимся если не на первом месте, то в первой пятерке после Саудовской Аравии и стран Персидского залива. Влияние внешних факторов на этот рынок исключительно ограничено пока спросом на нефть, что и отражается в цене нефти. А так как по прогнозам, спрос на нефть будет увеличиваться, инвестиции, вероятно, окупятся в ближайшее время, а именно в этом и заинтересованы инвесторы.

Как в таком случае Вы оцениваете некоторые политические меры, прежде всего связанные с изменением размеров налогообложения, которые, вероятно, направлены на то, чтобы обеспечить переток тех сверхдоходов, получающихся в результате возрастания цен на нефть, в другие сектора экономики, или в какие-то социально ориентированные программы?

Очень хороший вопрос, потому что все знают, что увеличивается налогообложение нефтяной отрасли (государство все больше и больше получает доходов от нефтяников), а куда идут эти дополнительные доходы, кроме как во что-то абстрактное под названием “Стабилизационный фонд”, непонятно. Я считаю, что у правительства просто нет программы реального использования этого Стабилизационного фонда. Цифры называются разные – например, говорят, что к концу этого года Стабилизационный фонд будет насчитывать до $15 млрд. Как и куда его распределять – непонятно. Куда вкладывать деньги: в промышленность, еще куда-то? Я уверена, что скоро вспомнят о пресловутых точках роста, о которых сейчас забыли, потому что резервы очень большие и с ними надо что-то делать.

Как использовать эти дополнительные доходы - это действительно большая проблема для правительства. Идея увеличения налоговой нагрузки состояла в том, чтобы их эффективно перераспределить, чтобы экономика перестала быть ограниченной нефтяной отраслью, а стала индустриально диверсифицированной. Пока я не вижу путей к этому.

А Вы, как макроэкономист, как распределили бы те средства, которые идут в Стабилизационный фонд?

Я уверена, что в правительстве сидят не настолько глупые люди, которые бы не смогли решить такую проблему, если бы все было так легко. Куда можно их распределить? Существует два основных канала. Первый канал - социальные программы: поднятие зарплат учителям, врачам и т.д. и пенсионная реформа. Второй канал – развитие промышленности, разработка каких-то инвестиционных проектов, чтобы через некоторое время получить от этого отдачу. Эти два вида вложений средств принципиально разные.

В первом случае мы просто раздаем деньги. Это хорошо, за исключением того, что когда мы осуществляем вливание денег в экономику, происходит инфляция, так как увеличение спроса не подтверждено ростом предложения. То есть, рождаются лишние деньги в экономике, происходит дестабилизация рынка. Это проблема, но если ее решать грамотно и, самое главное, постепенно - наверняка можно создать эффективную систему, которая абсорбировала бы эту лишнюю денежную массу, и в то же время привела к тому, чтобы уровень жизни малообеспеченных слоев населения значительно повысился. Хорошо бы все это сопровождать соответствующими социальными программами, например переквалификации населения, создания новых рабочих мест и пр. Это достаточно многогранная социальная программа.

Второй путь - индустриальная программа – еще более сложен. Вливание денег в проекты, которые через десять лет приведут нас к разбитому корыту, способствуют лишь дестабилизация экономики, но уже со стороны производства. Если бы я была в правительстве, я предложила бы решать эти проблемы, во-первых, взаимосвязано. Кроме того, надо хорошо изучить потенциальный рынок российских товаров, как внешний, так и внутренний, который можно развивать с учетом будущих инвестиций, рассмотреть все “за” и “против” того, куда можно вкладывать деньги. Я уверена, что куда-то их вкладывать надо. Безусловно, надо развивать обрабатывающую промышленность.

В связи с этим, как Вы оцениваете рекомендации Президента, который по сути дела поставил в свое время порог укреплению рубля? Больше того, прозвучала мысль, что для этого необходимо ограничить приток инвестиций в страну. При этом у нас имеется Стабилизационный фонд, который неизвестно куда расходуется.

Укрепление рубля не очень связано со Стабилизационным фондом. Чем плохо укрепление рубля? И с другой стороны, кому выгодно, чтобы рубль стал слабым? Слабость рубля, о котором говорил Путин, выгодна тем, кто у нас экспортирует товары за рубеж, кроме того, это увеличивает конкурентоспособность отечественных товаров. Цена рубля относительно доллара мне кажется фактором скорее психологическим, чем экономическим. Вся наша экономика базируется на долларе, как это ни печально признавать. Приток иностранных инвестиций за счет дополнительных доходов от одной нефти превышает весь отток инвестиций, который сейчас существует из-за плохих политических настроений в обществе. Дополнительный приток инвестиций (если бы у нас был хороший политический климат в стране) возможно подорвал бы экономику, так как ЦБ не смог бы удерживать рубль в определенных рамках - около 30 рублей за доллар. Безусловно, рекомендация Президента - сигнал рынку, что рубль не будет укрепляться до 20 рублей, чтобы все жили спокойно. На самом деле это достаточно грамотная вещь, и экономическая стабильность стоит того, чтобы декларировать такие цели.

С другой стороны, очень многие люди кивают на опыт, прежде всего, азиатских стран, где курс национальной валюты был искусственно занижен, в результате чего там многие отрасли промышленности получили новый импульс к развитию. Причем, это были страны, экономика которых не основана на экспорте нефти, на экспорте полезных ископаемых и т.д., а это были такие государства как Сингапур или страны Юго-Восточной Азии, где началось производство вполне конкретной продукции – например, комплектующих к компьютерам. Вывод такой – заниженный курс национальной валюты может привести к тому, что начнут оживать не только те отрасли, которыми сейчас сильна экономика России, но и какие-то другие отрасли. Оправдан ли такой расчет?

Я считаю, что неоправдан по той простой причине, что у нас есть опыт 1998 года, когда в несколько раз была девальвирована национальная валюта, в результате чего наступил подъем внутреннего производства: машиностроения, легкой промышленности. Процесс так называемого импортозамещения имел место быть, но он продолжался 2 года. К 2000 году все эти положительные тенденции, когда рубль “скакнул” с 6 долларов до 24, прекратились. Было некоторое изменение структуры инвестиций в пользу своих обрабатывающих отраслей, в том числе, машиностроения, но сейчас это все очень нивелировано, структура инвестиций у нас на уровне 1997 года. Более того, весь рост инвестиций в промышленность в последние несколько лет – это в конечном итоге инвестиции в производство продукции, связанной с обеспечением работы нефтегазовой отрасли (оборудование для нефтяных скважин, железнодорожный транспорт). Такая политика игры только с курсом не приводит к изменению структуры экономики (как это не произошло в 1998 году).

Сейчас очень много говорят о том, что существует некая проблема взаимоотношений бизнеса и власти. Эта тема рассматривается с многих точек зрения – в том числе с позиций социальной ответственности бизнеса. Недавно на одной из многочисленных конференций по этой проблематике кто-то из участников сказал, что о теме взаимоотношений бизнеса и власти, о теме социальной ответственности бизнеса говорят сейчас примерно так же, как подростки говорят о сексе: ничего нового друг другу они уже не скажут, но сам процесс этого обсуждения их очень возбуждает, греет им душу и просто нравится. Каков Ваш взгляд на эту проблему? Существует ли проблема некоей недоговоренности в отношениях между бизнесом и властью, какие здесь должны быть правила игры?

Проблема состоит в том, а почему вообще должна быть какая-то договоренность между бизнесом и властью? Если посмотреть на эту проблему шире, просто хотелось бы создать в стране нормальную судебную систему. Ничего больше не надо: не надо будет бизнесу договариваться с властью, не надо власти договариваться с бизнесом. Но это не все. Назовем олигархической ту структуру экономики, которая у нас сложилась (не зря г-н Ходорковский у нас - очень богатый человек). Структура российской экономики приводит к тому, что крупнейший бизнес не может не влиять на власть. Надо решить, какой мы хотим видеть нашу экономику. Если в экономике существует один крупнейший сектор, определяющий все экономическое развитие, то его владельцы будут неминуемо влиять на власть. Но этот процесс приводит к тому что, либо крупнейший бизнес становится властью, либо власть становится крупнейшим собственником. Если же мы хотим построить демократическую модель общества (в первую очередь, с помощью с судебной системы) и такую структуру экономики, которая бы не позволяла бизнесу влиять на власть, - надо, чтобы экономика была диверсифицирована.

Получается, что олигархическая структура экономики является неизбежной предтечей авторитаризма в политике? И в этом плане сегодняшние тенденции вполне закономерны?

Безусловно. Как сказал В.И.Ленин, “политика – это концентрированное выражение экономики”. То, что сложилось в 1990-е гг. (хорошо это или плохо), привело к тому, что пошла обратная реакция: власть поняла, что у власти нет власти. Она с этим могла смириться или не смириться. Она с этим не смирилась и все делает правильно для того, чтобы у власти была реальная власть.

Как Вы относитесь к аргументу, который очень часто слышится в речах представителей власти - о том, что произошедшая за несколько лет капитализация крупнейших российских компаний лишь в малой степени зависит от успехов деятельности самих компаний, а в большей степени зависит от того рейтинга, который имеет страна - от наличия в государстве политической стабильности, отсутствия рисков и т.д.? Насколько частный бизнес склонен принять такую формулировку и насколько она соответствует действительности?

Я могу предложить несколько иную формулировку. Я согласна, что рост капитализации компаний за последние годы абсолютно мало коррелирует с хорошим менеджментом. Я не считаю, что именно хороший менеджмент привел к тому, что у нас такие крупные богатые компании. Этому есть масса других причин. Основная причина – сама приватизация, то, каким образом эти капиталы были первоначально приобретены. У многих компаний был резерв мощностей: они приобретались за малую цену, а теперь они стоят много. Безусловно, они проводили реструктуризацию. Я не могу сказать, что менеджмент был плохой. Он был нормальным, но нормальным в наших, советских условиях. На Западе, я уверена, это бы считалось ненормальным. По западным меркам все эти компании, которые говорят, что они стали более открытыми или вышли на какие-то рынки, достаточно закрыты. Особых пионерских новаторств в их действиях я не нахожу.

Раз эти успехи достигнуты, в том числе, и за счет улучшения имиджа государства, значит, получается, надо с ним делиться?

Проблема дележа очень сложная. Сейчас очень модная тема – надо делиться. Мы всегда хотим с кем-нибудь поделиться, если у кого-то есть лишнее яблоко. А если у тебя яблока нет, то ты нам не очень интересен. Замечателен пример Газпрома, который не был до конца приватизирован, и сейчас эта компания никому не нравится – ни государству, ни внешним инвесторам. Большой гигант не сумел создать нормальный менеджмент и управлять такими большими активами. Никто не нападает на Газпромом - он представляется не очень хорошим активом. Нефтяные компании гораздо успешнее развивались, в том числе, из-за того, что они были приватизированы, и это пример, когда частная собственность оказалась более эффективной. Вопрос даже не в том, как делиться, а что значит - делиться? Если это не твое - разве можно заставить этим делиться? Права собственности должны быть незыблемы, даже если в первоначальный момент все было сделано неправильно (а в большинстве своем как раз и было сделано неправильно). Еще более неправильно приходить с ружьем и отбирать, говоря: “Давай, ты со мной поделишься!”. Делиться можно, на исключительно законных основаниях, например, налоговых, при которых ты сам соглашаешься делиться. Сейчас создалась ситуация, когда есть возможность проведения частичной национализации: объявить, что недра принадлежат народу, и они должны быть в руках государства (по крайней мере, контрольный пакет во всех компаниях). Но даже, если проводить такую политику, то надо опять же ее закрепить законом, а действовать методами, когда одним можно, а другим нельзя - это просто дестабилизация экономики. Если мы хотим сделать рывок вперед в правовое общество, то нам надо играть по законным правилам игры, а не по тем правилам, которые установились у нас в середине 1990-х г.

Как Вы относитесь к словам Президента из его Послания о том, что деятельность очень многих из некоммерческих организаций (особенно тех, которые существуют на зарубежные деньги) объективно направлена против интересов России? С другой стороны, для создания “свободного общества свободных людей” необходимо развивать Третий сектор в России (формируя, тем самым, нормальное гражданское общество). Существует такое мнение, что именно бизнес за счет поддержки организаций Третьего сектора способен решить несколько задач. Во-первых, проблему некоего социального контракта власти и бизнеса, о котором говорят представители власти, - то есть адресной помощи максимально незащищенным группам в отстаивании ими прав или в оказании им помощи каким-то другим способом. Во вторых, задачу развития гражданского общества, которое в будущем уберегло бы этот самый бизнес от дальнейших резких движений со стороны власти. И самое главное - Третий сектор в силу того, что там сосредоточены организации, которые занимаются производством некоего интеллектуального продукта, способен обеспечить постоянное взаимодействие бизнеса и власти, а это взаимодействие в итоге позволит избежать многих непродуманных решений власти. Насколько роль бизнеса в развитии Третьего сектора может оказаться решающей в том числе и для решения проблем самого бизнеса?

Очень правильная тема. Во-первых, по поводу послания Президента. Все правильно. Негосударственные аналитические центры, безусловно, выражают точку зрения тех людей, которые их спонсируют. Но мы в этом ничем не отличаемся от любого западного центра – они также выражают точку зрения кормящего донора, и в этом нет ничего ужасного. И тут нет никакой угрозы государству: если этих центров много, и если богатых людей много, то и точек зрения будет много. Я не думаю, что мнения в бизнесе однополярные. Существует много разных интересов, поэтому и точки зрения будут разные, а сами аналитические центры будут конкурировать между собой, доказывая правоту той или иной стратегии развития. По поводу социального контракта, который должен быть в обществе, я считаю, что социальный контракт - достаточно сложное понятие. В чем он заключатся? В том, что государство советуется прежде всего с обществом? В идеале социальный контракт – государство соотносит свои действия с каким-то общественным мнением. В какой форме это общественное мнение будет доносить государству о том, что оно хочет, не очень понятно. Наверное, следовало бы создавать какие-то центры, и если государство захочет, оно будет создавать такие общественные центры. Если же государство этого не захочет, оно само себя поставит в такие рамки, когда только бизнес будет развивать эти общественные центры. Они не всегда плохие, просто я считаю, что если государство хочет это как-то контролировать, оно просто должно тоже создавать такие общественные центры, и на правах конкуренции отстаивать свою точку зрения в обществе. Мы, возможно, и получим удвоение ВВП, но в долгосрочной перспективе хотелось бы достичь уровня развития европейских государства не только по экономическим показателям, но и по социальным, например, по уровню развития демократии. Взаимодействие бизнеса и власти – тоже интересная тема, прежде всего потому, что интересы бизнеса и общественные интересы – разные вещи. Например, роста экономики можно достичь, не обращая внимания на социальные проблемы, то есть бедные будут еще беднее, а богатые – богаче, но общий ВВП увеличится. Это может быть стратегией бизнеса – развитие любой ценой. Так в общем-то у нас и получилось, потому что в управлении государством преобладала именно эта же самая стратегия. Общественный интерес - не когда много бедных и мало богатых, а когда много средних. В целом, стратегии развития государства и бизнеса – две разные вещи. И здесь на первый план выходит проблема определения приоритетов.

А можно ли говорить о том, что такие приоритеты уже определены и что движение в выбранном направлении – это процесс продуманных решений, а не просто затыкание дыр? Например, существует понимание, что в стране необходим целый набор непопулярных мер. Намечаемая монетизация льгот – характерный тому пример. Есть понимание, что в результате этих непопулярных мер экономическое положение значительной части населения ухудшится. На кого может опереться государство при проведении этих мероприятий? Может быть – продолжая тему социального контракта - на наиболее активную часть населения, которая в силу того, что она наиболее обеспечена, на каком-то этапе должна осознать, что стабильность ее существования зависит и от того, насколько стабильно существование остальной массы населения, насколько эти люди просто не умирают с голода? Можно ли рассчитывать на то, что на некотором этапе, особенно, если тот или иной бизнес связан с Россией и его просто не уведешь из страны, у его представителей должен наступить какой-то психологический перелом, когда его основная цель - получение прибыли – будет до некоторой степени ограничена необходимостью поддержания социальной стабильности, формирования некоего консенсуса, а в итоге – создания того самого среднего класса, на который можно опереться в рамках этого консенсуса?

То, что 10% экономически самого активного населения могут сначала заработать деньги, а потом ими поделиться – мираж. Вряд ли кто-то просто так поделится, скорее капиталы утекут за границу. Выбор между дальнейшей работой в неопределенных условиях, когда могут заставить поделиться, и стремлением увести уже заработанное за границу и жить спокойно, - я думаю, очевиден. Бизнес будет просто уводить свои деньги за рубеж. Критиковать его за это трудно, потому что потоки капитала, как известно, определяются инвестиционным климатом. Инвестор помещает капитал в ту страну, где это надежно и прибыльно, но как только почувствует, что это ненадежно - выводит капитал. А по поводу того, что теперь будут делать с денежными льготами - я думаю, что все эти законопроекты очень “сырые”. Да и к тому же я не понимаю, как они могут заметно ухудшить состояние нашего населения. Сейчас денег же все равно нет - льготы есть, а денег нет.

Так речь-то как раз о том, что бывшие льготники многое, что раньше предоставлялось им бесплатно, будут теперь оплачивать из своего кармана – а это с большой долей вероятности ухудшит их материальное положение. При этом основная категория населения, которая лишится льгот, - это в основном пенсионеры. Но именно пенсионеры у нас наиболее активные избиратели. Причем, тут важен не только материальный фактор. Люди будут меньше ездить, меньше звонить по телефону (в тех регионах, где у них были льготы при повременной оплате разговоров) т.д. А поездки и звонки по телефону – это прежде всего частичное решение проблемы их социальной востребованности. Имея льготы, они могут сколь угодно часто съездить понянчить внуков, или обстоятельно поговорить по телефону со своими друзьями-сверстниками. А если мы ухудшаем условия существования самой активной категории избирателей – то создаем тем самым угрозу общественной легитимности существующей власти.

Со льготами сложный разговор. Кто-то полностью за монетизацию льгот, кто-то против монетизации льгот, кто-то предлагает промежуточный вариант: частично в денежной форме, а частично в неденежной форме. Я считаю, что это просто не продумано. Денежная форма более эффективна экономически: вам дают не просто возможность воспользоваться определенной услугой, а деньги, на которые вы можете купить не только эту услугу, а все, что угодно. Но как посчитать эти льготы, как учесть, например, разницу в ценах в регионах? Очень трудно посчитать, сколько каждый льготник в год пользуетесь льготами и сколько за это надо доплачивать. Я считаю, что вопрос просто непродуман, и правительству надо было четко сформулировать, на какую позицию оно становится. Монетизация льгот – понятная позиция. Частичная монетизация – непонятная мне позиция, за исключением может быть ЖКХ: неденежные льготы разумно оставить в оплате коммунальных услуг и квартиры. В отношении транспорта и прочих вещей правительство должно четко сформулировать свою позицию, чтобы пенсионеры и другие льготные категории граждан знали, что делает правительство. Эта проблема буквально со всеми нашими законами и изменениями – никто не понимает, почему это делается и зачем, кто от этого выиграет, а кто проиграет.

Это и говорит, кстати, и о том, что власть недостаточно активно взаимодействует с экспертным сообществом именно в плане “просчитывания” тех последствий, к которым приведет введение в жизнь тех или иных законов.

Мне кажется, что власть должна просчитывать все варианты сугубо прагматически. Во-первых, надо определить цель: рост производства, диверсификация промышленности, или создание среднего класса. На эти цели и должна быть направлена и вся остальная деятельность. Безусловно, правительство должно советоваться с экспертным сообществом. А вот должно ли оно советоваться с бизнесом - вопрос. Идеальная ситуация – когда власть вообще не связана с бизнесом, но я даже не могу привести пример страны, где такое бы существовало. Всякая власть, во-первых, поддерживает свой бизнес, прислушивается к тому, что ей говорят. В нашей стране и так бизнес достаточно влияет на власть. Нам надо увеличить влияние общественного сектора. Непонятно, как он будет финансироваться, потому что государство его финансировать не собирается, а когда его финансирует бизнес - говорят, что он выражает интересы бизнеса. У правительства возникает проблема в том, что ему и посоветоваться не с кем. Возможен только вариант развития большей прозрачности решений правительства, обсуждений проектов на момент их разработки и принятия. Нужны публичные обсуждения, но кроме этого нужны еще и публичные принятия решений. Размывание ответственности в правительстве приводит к тому, что никто ни за что не отвечает, а решения принимаются общим коллективом и непонятно, кто будет прав или виноват, если решение окажется хорошим или плохим.

Как Вы в связи с этим относитесь к проведенной административной реформе? Насколько она повысит прозрачность процесса принятия решений, и насколько эти решения будут эффективными?

В идеале хотели провести реформу (и это очень хорошо), которая включала бы трехуровневое разграничение между министерствами, федеральными службами и агентствами. Она была грамотно продумана: уровень принятия решений, уровень исполнения решений и уровень контроля. Реформа власти прошла и внутри министерств: наметилось сокращение заместителей министров, сокращение штатов всех министерств – это тоже правильная вещь. Ответственный за административную реформу Д. Козак все делает для того, чтобы государственный аппарат стал более прозрачен, потому что раньше даже для министра разобраться в самом министерстве было нетривиальной задачей. Самая большая наша беда – мы хотим немедленных результатов от решений, которые мы принимаем сегодня. Я уверена, что административная реформа идет в правильном направлении, и она принесет свои плоды.

Но когда?

У нас бытует такое мнение: если мы сейчас провели реформу, но через год ничего не улучшилось - надо опять все менять. Это самое плохое. Мы решили, что у нас плохая система, все согласились – надо ее изменить. Давайте подождем, пока заработает новая система в полную силу, тогда и будем оценивать ее результат. Пока она не заработала, трудно оценивать ее результаты. У реформы просто должны быть цели: увеличение прозрачности, уменьшение коррупции. Приведет административная реформа через 2-3 года к снижению данных показателей - значит, реформа была правильной. Если нет, то реформа оказалась не столь успешной, как от нее ожидали.

Вы считаете, что первые реальные результаты от проведенной административной реформы можно ждать только к концу президентского срока Путина?

Безусловно. Вы не забудьте, что у нас еще есть регионы. Мы в Москве видим, что министерства сократили свои штаты, а что делается в регионах – мало кто знает. Региональная политика – другой большой вопрос, который требует отдельного разговора.

В процессе экономических реформ есть соблазн принять прежде всего те решения, которые кажутся простыми и понятными. Сейчас очень многие в качестве такого простого и понятного решения, которое способно поднять экономику за считанные годы, называют амнистию капиталов. При этом ссылаются на ряд стран, прежде всего на Казахстан, говоря, что когда там провели такую реформу, то в результате стали жить совершенно в другой стране, которая тут же совершила скачок в своем развитии. Какова, на Ваш взгляд, результативность такой простой и понятной меры, и насколько вообще простые понятные меры такого типа вредны или полезны в экономической политике государства?

Мы всегда упираемся в амнистию капитала и в права собственности. Это, в общем-то, одно и то же. Если мы признаем, что права собственности незыблемы, то ни о какой амнистии капитала речи быть не может. Если мы говорим о том, что эта собственность была приобретена неправильно, то есть фактически мы говорим о том, что это не ваша собственность, - то появляется возможность забрать этот капитал. Если рассматривать с позиций того, что хорошо, а что плохо, что повлияет на развитие экономики, - амнистия капитала, да и налоговая амнистия, стабилизируют ситуацию в стране. Народ перестанет спать неспокойно, он не будет думать, что кто-то придет и все отберет, а еще хуже – посадит в тюрьму. С другой стороны, полностью объявлять амнистию капитала власти не хотят, потому что государство у нас сырьевое, а данный капитал находится в частной собственности. Поэтому эта проблема будет тянуться пока у нас такая структура экономики, и никуда мы от этого не денемся. Пока мы зависим от одной отрасли, которая находится то в руках государства (как в советские времена), то в руках частного бизнеса (как сложилось в 1990-е гг.), всегда у власти будет желание ее отобрать. В то же время власть не постоянна, она впоследствии трансформируется в бизнес и т.д. Это похоже на замкнутый круг, в котором мы будем постоянно находиться, и никакие амнистии не помогут. Руководство Казахстана заслуживает самой высокой оценки в этом смысле: там есть президент Назарбаев, который хоть и отчасти похож на авторитарного лидера, но пользуется доверием, как населения, так и бизнеса. Если он сказал, что амнистия будет навсегда, - ему верят. У нас более демократичное (как ни странно) общество, и соответственно президенты чаще меняются. Стратегия следующего президента относительно этого основного сектора, приносящего деньги, весьма вероятно будет иная. Лучшим выходом в этой ситуации была бы не амнистия, а решение экономических и социальных вопросов, потому что всегда есть желание отобрать деньги у одного самого богатого, если он один. Но если их будет много, то сделать это будет гораздо сложнее.



Обсуждение на форуме


   © 2004 Openecon. Все права защищены.